1708
13
17
Несколько лет назад этот текст был передан мне для свободного использования Владимиром Мороковым – видным врачом, а свободное время – музыкантом из Сыктывкара. В нём – воспоминания о том, как в начале 70-х в далёкой северной провинции протекала жизнь меломанов, увлечённых западным роком.
Как я «заразился рок-вирусом»
Все началось, с того, что родители купили нам с братом (младше меня на три года, звали Дмитрий) магнитофон. Это произошло в начале лета 1971 года в мое отсутствие (я был в пионерском лагере в Крыму), поэтому приобретение оказалось вдвойне приятным из-за неожиданности. Такого от своего отца (человек был с жестким и крутым характером) я точно не ожидал. Вещь по тем временам была просто шикарная! Красавица «Астра-4», крышка с защелками из черной пластмассы, серебристая панель спереди, закрывающая (аж три штуки!) динамики. Все металлические детали корпуса были элегантно покрыты пленкой под дерево! В общем дизайн по тем временам просто невероятный! Скорости 4,76 и 9,53 см/сек. А какой звук! Его достигли за счет раздельных регуляторов тембров по высоким и низким частотам.
У меня было с чем сравнить свою красавицу «Астру-4». Почти в то же время моему другу детства Толику Точеному и его брату Шурке (они жили этажом ниже, прямо под нами) купили магнитофон «Комета-212». Он стоил ровно столько же двести советских рублей. У него была еще и скорость 19, но, увы, на него не влезали большие катушки, был всего один регулятор тембра, только два динамика. Звучала «Комета» хуже и тише, чем «Астра». Запись на скорости 19 обеспечивала высокое качество, но в реальной жизни тогда этим преимуществом никто не пользовался, это было слишком дорого и расточительно.
Позднее (уже учась в Перми, в медицинском институте) я узнал, что на скорости 19 все-таки иногда стоило делать запись, но только прямо с диска-оригинала, чтобы обеспечить наивысшее качество. «Писали» за деньги – такса была от трех до пяти рублей за запись винилового диска, которая влезала на обе стороны катушки с лентой тип-6. Деньги (не Бог весть какие) зарабатывала пермская предприимчивая рок-музыкальная публика, которая пускала их в оборот – приобретала на них новый фирменный винил.
Позднее (уже учась в Перми, в медицинском институте) я узнал, что на скорости 19 все-таки иногда стоило делать запись, но только прямо с диска-оригинала, чтобы обеспечить наивысшее качество. «Писали» за деньги – такса была от трех до пяти рублей за запись винилового диска, которая влезала на обе стороны катушки с лентой тип-6. Деньги (не Бог весть какие) зарабатывала пермская предприимчивая рок-музыкальная публика, которая пускала их в оборот – приобретала на них новый фирменный винил.
Почти все новинки рок-музыки появлялись в те времена в СССР через них из рук ездивших за границу. Сейчас, задним числом, по отношению к ним возникают смешанные чувства. Тогда им многие завидовали, что они «одеты в фирму» (в джинсовые куртки и брюки), ходят по ресторанам и барам. Якобы имеют большие деньги… Мало кто знал, что на самом деле почти все они находились «под колпаком» в КГБ, давали там соответствующую подписку и собирали самую подробную информацию на любого, кто с ними в контакте. Разумеется, из тех, кто интересует «контору». Взамен «стукачам» контора давала гарантии неприкосновенности.
Возвращаюсь к своему удивительному магнитофону. К тому времени (к лету 1971 года) в продаже появились магнитные ленты для записи на лавсановой основе. Очень дорогие, их все звали тип-10, но зато они, в отличие от дешевых тип-2, CPR (производства ГДР) и тип-6, не рвались. Тем не менее, наибольшим спросом пользовались ленты тип-6, на ацетатной основе, они всегда тогда были в большом дефиците. Обрывы лент все тогда клеили крепким уксусом.
Впрочем, что вообще в те годы не было дефицитом? Разве что дешевое вино за 1 р. 02 коп., 1 р. 07 коп., или водка: тогда уже стоила не 2,87 руб., а 3,62 и даже 4,12 руб. Это, впрочем, не очень-то повлияло на пьющую братию, кто был склонен к выпивке – продолжал это делать, не взирая на розничные цены… В советских ресторанах и, тем более, по ночам у таксистов водка имела совсем другую цену. Но в те времена, никто «не борзел» (эти цены, скорее всего, установили криминальные «авторитеты»), и все четко знали, что и чего стоит – как «на вынос с ресторану», так и у таксистов ночью…
Дефицитными также не были консервы «Завтрак туриста», рыбный вариант, за всего лишь 37 копеек банка - его не ели даже дворовые и/или бездомные собаки…
Что касается других марок магнитофонов, которые были тогда в СССР в розничной продаже – были еще гораздо более дешевые «Дайны» (прибалтийского производства) и «Чайки»… Откровенная дрянь во всех отношениях – как чисто в технических характеристиках, по звуку, так и по качеству записи… Были, правда, еще и магнитофоны «Днiпpo». Их делали в Киеве солидно и основательно, под «радиолу», в деревянном корпусе. Стоили они недешево, но воспроизводили звук хуже «Астры-4». Не хватало как высоких, так и низких частот. На них стояли динамики гораздо худшего качества.
Итак, у меня в распоряжении оказался супермагнитофон, с ним в руках я и начал вояжи по родному Сыктывкару, очень любил улицу Куратова – тихая, зеленая, никакого общественного транспорта. Это были визиты в гости к некоторым одноклассникам и знакомым, у которых водились записи западной музыки. В те годы еще даже не было такого понятия как «рок-музыка», или оно еще твердо не устоялось. Популярнее были такие термины как «бит», «бит-музыка» и еще что-то в подобном духе. Было понятно, что они происходили от названия знаменитой британской группы The Beatles, которая пользовалась невероятной популярностью.
В те теплые летние дни или вечера 1971 года иногда из окон некоторых домов (в которых, кстати, проживали большие советские чиновники) можно было услышать, как кто-то (скорее для «понта», чем для себя) очень громко крутит битловскую Can’t Buy Me Love
Возвращаюсь к своему удивительному магнитофону. К тому времени (к лету 1971 года) в продаже появились магнитные ленты для записи на лавсановой основе. Очень дорогие, их все звали тип-10, но зато они, в отличие от дешевых тип-2, CPR (производства ГДР) и тип-6, не рвались. Тем не менее, наибольшим спросом пользовались ленты тип-6, на ацетатной основе, они всегда тогда были в большом дефиците. Обрывы лент все тогда клеили крепким уксусом.
Впрочем, что вообще в те годы не было дефицитом? Разве что дешевое вино за 1 р. 02 коп., 1 р. 07 коп., или водка: тогда уже стоила не 2,87 руб., а 3,62 и даже 4,12 руб. Это, впрочем, не очень-то повлияло на пьющую братию, кто был склонен к выпивке – продолжал это делать, не взирая на розничные цены… В советских ресторанах и, тем более, по ночам у таксистов водка имела совсем другую цену. Но в те времена, никто «не борзел» (эти цены, скорее всего, установили криминальные «авторитеты»), и все четко знали, что и чего стоит – как «на вынос с ресторану», так и у таксистов ночью…
Дефицитными также не были консервы «Завтрак туриста», рыбный вариант, за всего лишь 37 копеек банка - его не ели даже дворовые и/или бездомные собаки…
Что касается других марок магнитофонов, которые были тогда в СССР в розничной продаже – были еще гораздо более дешевые «Дайны» (прибалтийского производства) и «Чайки»… Откровенная дрянь во всех отношениях – как чисто в технических характеристиках, по звуку, так и по качеству записи… Были, правда, еще и магнитофоны «Днiпpo». Их делали в Киеве солидно и основательно, под «радиолу», в деревянном корпусе. Стоили они недешево, но воспроизводили звук хуже «Астры-4». Не хватало как высоких, так и низких частот. На них стояли динамики гораздо худшего качества.
Итак, у меня в распоряжении оказался супермагнитофон, с ним в руках я и начал вояжи по родному Сыктывкару, очень любил улицу Куратова – тихая, зеленая, никакого общественного транспорта. Это были визиты в гости к некоторым одноклассникам и знакомым, у которых водились записи западной музыки. В те годы еще даже не было такого понятия как «рок-музыка», или оно еще твердо не устоялось. Популярнее были такие термины как «бит», «бит-музыка» и еще что-то в подобном духе. Было понятно, что они происходили от названия знаменитой британской группы The Beatles, которая пользовалась невероятной популярностью.
В те теплые летние дни или вечера 1971 года иногда из окон некоторых домов (в которых, кстати, проживали большие советские чиновники) можно было услышать, как кто-то (скорее для «понта», чем для себя) очень громко крутит битловскую Can’t Buy Me Love
или что-то подобное, очень боевое, типа Ooby Dooby Creedence Clearwater Revival.
Так иногда «забавлялись» некоторые поклонники западной музыки. Часто это были дети больших советских чиновников, причем именно у них и были лучшие коллекции записей или даже фирменного винила. Западная «рок-зараза» не посчиталась с их привилегированным положением, и они, соответственно, слезно просили своих папочек привезти кое-какие пластиночки из своих загранкомандировочек. Страны т.н. «социалистического содружества» уже тогда издавали свои пластинки фирм «Балкантон» (Болгария), «Муза» (Польша). Но всех в этом отношении переплюнули югославы, которые почти синхронно, по лицензиям соответствующих ведущих западных фирм типа EMI, выпускали альбомы ведущих западных групп.
Позднее стало очевидным, что не менее половины всей западной «рок-новизны» в нашу страну, тогда СССР, попадало именно этим путем.
В течение июля – августа 1971 года мне кое-что удалось записать. У «хозяев» тех записей не было четких представлений о том, что из себя представляет данное мне в перезапись, как-то: названия групп, композиций, год появления. В итоге тогда, летом 1971 года, я переписал полный винегрет в виде различных песен (это выяснилось задним числом) групп The Beatles, The Rolling Stones, Hollies, Bee Gees, Monkees, Ventures, Shoking Blue (Venus и Hot Sand с необычной и удачной ситарной аранжировкой и вокалом Маришки Вереш).
Позднее стало очевидным, что не менее половины всей западной «рок-новизны» в нашу страну, тогда СССР, попадало именно этим путем.
В течение июля – августа 1971 года мне кое-что удалось записать. У «хозяев» тех записей не было четких представлений о том, что из себя представляет данное мне в перезапись, как-то: названия групп, композиций, год появления. В итоге тогда, летом 1971 года, я переписал полный винегрет в виде различных песен (это выяснилось задним числом) групп The Beatles, The Rolling Stones, Hollies, Bee Gees, Monkees, Ventures, Shoking Blue (Venus и Hot Sand с необычной и удачной ситарной аранжировкой и вокалом Маришки Вереш).
В те годы выпускались пластинки с записями Bee Gees, The Beatles, но при этом не указывались наименования западных рок-групп. Выглядело это все довольно нелепо, но я полагаю, что на фирме «Мелодия» в те годы работали энтузиасты, которые продвигали в «массы» подобную продукцию по принципу «умный – не скажет, дурак – не поймет». Видимо, еще не было при этом и проблем и с авторскими правами. Хотя понять что к чему было совсем несложно, прочитав, к примеру, на этикетке маленькой пластинки, что автором песни «Солнце восходит» является некий Дж. Харрисон, а композицию «Потому что» написали Дж. Леннон и П. Маккартни… Или еще были вот такие «ляпы»: на одной из больших грампластинок (много зарубежных исполнителей) была песня The Beatles Girl, но она была там указана, как «английская народная», зато было честно указано, что ее исполняет квартет «Битлз»…
Всё тяжелее и тяжелее
Несколько позднее я пересекся с публикой, которая серьёзно относилась к зарубежному року и любила порядок в своей магнитофонной аудиотеке. Кроме всего прочего, желала знать о записи почти всё: название группы в оригинале, название альбома, год выхода, наименования треков. Я учился в языковой школе, так что мне сам Бог велел не только знать всё это, но и пытаться понять, о чем поют исполнители.
Музыка первого альбома Led Zeppelin тогда привела меня в полное изумление. Несмотря на все мои героические усилия, мне так и не удалось её подобрать. Я не знал тогда, что Джимми Пейдж играл в строе DADGAD (узнал об этом в конце 1990-х, прочитав его интервью, изданное в виде брошюры).
Музыка первого альбома Led Zeppelin тогда привела меня в полное изумление. Несмотря на все мои героические усилия, мне так и не удалось её подобрать. Я не знал тогда, что Джимми Пейдж играл в строе DADGAD (узнал об этом в конце 1990-х, прочитав его интервью, изданное в виде брошюры).
Позднее, уже зимой 1972 года, в распоряжении нашей рок-тусовки оказались аудиозаписи хорошего качества почти всех альбомов The Beatles и Creedence Clearwater Revival. На срочную военную службу в Сыктывкар тогда по призыву попал москвич по имени Женя, меломан. Узнав про бедственное местное положение в части аудиозаписей, он немедленно взялся его исправлять. Его отец («пепс», как говорил «Гусь», о Гусе будет отдельный разговор) тоже «волок» в роке, и переслал сыну несколько бандеролей с аудиокатушками, на которых были «первые» (прямо с винила) записи высочайшего качества, по тем временам ничего лучше просто не было. Мы перезаписывали это все днями и ночами и балдели от того, что к нам попало.
Примерно в то же время я столкнулся с музыкой The Rolling Stones. По отношению к ним в Сыктывкаре среди рок-тусовки было тотально негативное отношение. Меня же это, наоборот, подзадоривало: что такого есть в их музыке, что бесит моих друзей-меломанов? «Гусь» как-то сказал: «вот на этой катушке есть какой-то альбом Роллингов, хочешь – пиши себе!». Я взял и переписал, и послушав, пришел в полный восторг! Это был альбом 1968 года The Beggar’s Banquet.
Примерно в то же время я столкнулся с музыкой The Rolling Stones. По отношению к ним в Сыктывкаре среди рок-тусовки было тотально негативное отношение. Меня же это, наоборот, подзадоривало: что такого есть в их музыке, что бесит моих друзей-меломанов? «Гусь» как-то сказал: «вот на этой катушке есть какой-то альбом Роллингов, хочешь – пиши себе!». Я взял и переписал, и послушав, пришел в полный восторг! Это был альбом 1968 года The Beggar’s Banquet.
Позднее привезли из Перми записи их альбомов Let It Bleed и Sticky Fingers. Я понял, что рок может обойтись и без слащавого вокала, звучать жёстко, грубо и тяжело. Музыка Led Zeppelin (к моменту окончания школы я имел записи всех их четырех первых альбомов) говорила о том же.
По весне 1972 года болгары (приехавшие в Коми на лесоразработки) привезли записи Deep Purple: In Rock и Fireball. После этого в мозгах местной рок-тусовки началось умопомрачение…
По весне 1972 года болгары (приехавшие в Коми на лесоразработки) привезли записи Deep Purple: In Rock и Fireball. После этого в мозгах местной рок-тусовки началось умопомрачение…
Еще до кучи появились записи Black Sabbath, альбом «Параноид», и некоторые битломаны стали искренними поклонниками тяжелого рока.
Кроме того, появились записи замечательной лирической австралийской группы Bee Gees, а также Jethro Tull: альбомы Stand Up, Benefit и Aqualung. Последняя играла на стыке стилей фолк и прогрессив, их музыка считалась элитной и доступной для понимания далеко не всем, что полностью соответствовало действительности.
«Расстреляли» Led Zeppelin
Зимой 1972 года, по-моему в январе, среди меломанов поползли слухи о том, что на одном из концертов какой-то маньяк, бывший в состоянии экстаза от их музыки, расстрелял из автомата группу в полном составе прямо на сцене… Мы тогда очень переживали и сокрушались по этому поводу. Один из одноклассников моего младшего брата даже написал по этому поводу в редакцию какого-то пионерского журнала и попросил сообщить подробности. Через некоторое время оттуда ему пришел очень вежливо написанный ответ. В нем говорилось, что ничего подобного с группой Led Zeppelin не происходило и просили не беспокоиться. Было также добавлено, что в редакции журнала пока нет интересного материала об этой группе.
Но ведь запустил же кто-то этот слух, об этом мне говорили позднее и пермяки, и кировчане… Может быть, слух запустила «контора», явно обеспокоенная популярностью Led Zeppelin, которая тогда, после выхода четырех их первых альбомов, росла во всем мире с фантастической скоростью, включая наших тогдашних «друзей» по лагерю социализма.
Но ведь запустил же кто-то этот слух, об этом мне говорили позднее и пермяки, и кировчане… Может быть, слух запустила «контора», явно обеспокоенная популярностью Led Zeppelin, которая тогда, после выхода четырех их первых альбомов, росла во всем мире с фантастической скоростью, включая наших тогдашних «друзей» по лагерю социализма.
Гитары
В те годы обычные акустические гитары, почти все семиструнные 4/4, были страшным дефицитом. Их часто не покупали, а «доставали по блату» где-нибудь на промтоварных базах. Даже если они и появлялись в розничной продаже, то мгновенно расходились. Стоили они, кажется, 7 руб. 50 коп., качество было посредственным, иногда просто ужасным – дребезжали струны из-за неточно подобранной высоты ладов, не была выстроена как следует мензура, из-за чего многие гитары не строили. Все они изготавливались тогда в Ленинграде, на фабрике на ул. Чапаева, 15.
В большом дефиците были и гитарные струны, они продавались по отдельности, самой дефицитной была третья. Таким образом, придя в магазин одни струны было можно купить, другие (часто первую и тем более третью) – нет. Уже много позднее ленинградское производственное объединение «Светлана» все-таки стало выпускать наборы струн неплохого качества, но они больше подходили для электрогитар.
Было очень модным делать электрогитары самим. Брался гриф фабричного производства, деку делали сами. Электронную начинку в виде 2-3 звукоснимателей иногда доставали, но были умельцы, способные изготовить их. Они все это паяли, соединяли с регуляторами громкости, закрывали декоративной пластиной, чаще всего из плексигласа. Затем вставлялась батарейка «Крона» и все это играло, причем довольно неплохо. В нашем школьном ансамбле (о нем речь далее) две из трёх гитар были самодельными, и ничего – играли на этих «дровах» с удовольствием.
Мы завидовали «Гуне» (Сергею Попову, чьи родители были высокопоставленными партработниками), у которого имелась советская электрогитара фабричного производства «Тоника», которая стоила тогда огромных денег – 200 рублей.
В большом дефиците были и гитарные струны, они продавались по отдельности, самой дефицитной была третья. Таким образом, придя в магазин одни струны было можно купить, другие (часто первую и тем более третью) – нет. Уже много позднее ленинградское производственное объединение «Светлана» все-таки стало выпускать наборы струн неплохого качества, но они больше подходили для электрогитар.
Было очень модным делать электрогитары самим. Брался гриф фабричного производства, деку делали сами. Электронную начинку в виде 2-3 звукоснимателей иногда доставали, но были умельцы, способные изготовить их. Они все это паяли, соединяли с регуляторами громкости, закрывали декоративной пластиной, чаще всего из плексигласа. Затем вставлялась батарейка «Крона» и все это играло, причем довольно неплохо. В нашем школьном ансамбле (о нем речь далее) две из трёх гитар были самодельными, и ничего – играли на этих «дровах» с удовольствием.
Мы завидовали «Гуне» (Сергею Попову, чьи родители были высокопоставленными партработниками), у которого имелась советская электрогитара фабричного производства «Тоника», которая стоила тогда огромных денег – 200 рублей.
Он учился в нашей школе, но играл в ансамбле школы №4, довольно виртуозно по тем временам. У «Гуни» была отличная, одна из лучших и полных тогда в Сыктывкаре коллекция аудиозаписей. Жил он в элитном доме.
«Гусь»
Я жил неподалеку, в соседнем доме, от «Гуся», настоящее имя – Сергей Лебедев. Гусь был всего лишь на четыре года старше меня. Искренне любил рок, поддерживал всех битломанов. Он был совершенно бескорыстным: показывал аккорды песен, приемы игры на гитаре. У него можно было переписать любую рок-музыку, которой он располагал. Его знала и уважала (если не сказать больше – обожала) вся битломанская тусовка Сыктывкара. Он «заразил» вирусом битломании очень много молодого честного народа. Последний должен быть очень благодарен Гусю: вероятно многие, заразившись битломанией, не попали в дурные компании и не угодили за решетку. Хотя сам Гусь там побывал – в 1973 году на него «сшили» уголовное дело «за тунеядство». Если человек не работал нигде и не учился более трех месяцев без уважительных причин, это в СССР считалось уголовным преступлением…
Позднее, учась в Перми и привозя домой «свежие» аудиозаписи, я в первую очередь шел к Гусю. Сейчас это выглядит почти невероятным, но тогда, в 1972 году, в Сыктывкаре не было качественных записей аж трех альбомов «Битлз»: A Hard Day’s Night, Help! и Rubber Soul. Я привез их (и не только) из Перми.
Позднее, учась в Перми и привозя домой «свежие» аудиозаписи, я в первую очередь шел к Гусю. Сейчас это выглядит почти невероятным, но тогда, в 1972 году, в Сыктывкаре не было качественных записей аж трех альбомов «Битлз»: A Hard Day’s Night, Help! и Rubber Soul. Я привез их (и не только) из Перми.
Однажды он попросил у кого-то на полдня книгу «Библия Битлз» и принес её мне. Сама книга, увесистое издание с массой фотографий, была на венгерском языке. В самом конце было приложение с каталогом всех официально выпущенных альбомов и миньонов с указанием всех песен и точных дат их выхода в свет. Приложение было на английском. Вот это как раз Гуся (впрочем, как и меня самого) больше всего интересовало. Он попросил меня тщательно переписать все из этого приложения, что я и сделал с огромным удовольствием. Теперь у нас была точная информация, что именно и когда выпустили «Битлз». Информационный вакуум вокруг этой группы стал существенно меньше. Это дорогого стоило в СССР во времена «железного занавеса».
В конце 1975 года Гусь увидел в пареньке, которого звали Женя Машкин, гитарные дарования и взялся основательно его обучать игре на гитаре. Он делал это довольно жестко, без всяких поблажек. Кое-что в процессе обучения они записывали через микрофон и внимательно затем прослушивали, анализировали ошибки. Зато сегодня Евгений Машкин в представлениях не нуждается – это, вне сомнений, лучший джазовый (пришел к джазу через рок) гитарист Республики Коми.
Гусь учил и массу другой молодой публики, которая и сейчас продолжает поминать его добрым словом. Очень жаль, что он так и остался одиноким. Он ведь нашел в себе силы и еще в середине 1970-х бросил курить! Но потом, особенно после смерти матери в начале 2000-х запил… Видимо, почувствовав полную безысходность, наложил на себя руки…
В конце 1975 года Гусь увидел в пареньке, которого звали Женя Машкин, гитарные дарования и взялся основательно его обучать игре на гитаре. Он делал это довольно жестко, без всяких поблажек. Кое-что в процессе обучения они записывали через микрофон и внимательно затем прослушивали, анализировали ошибки. Зато сегодня Евгений Машкин в представлениях не нуждается – это, вне сомнений, лучший джазовый (пришел к джазу через рок) гитарист Республики Коми.
Гусь учил и массу другой молодой публики, которая и сейчас продолжает поминать его добрым словом. Очень жаль, что он так и остался одиноким. Он ведь нашел в себе силы и еще в середине 1970-х бросил курить! Но потом, особенно после смерти матери в начале 2000-х запил… Видимо, почувствовав полную безысходность, наложил на себя руки…
«Хиппи»
Сергей «Хиппи» Потолицын тоже была незаурядной персоной. Он ни на чем не играл, но высоко котировался в местной рок-тусовке. Гусь уже в начале 1972 года считал его почти законченным алкоголиком.
Мы с Хиппи познакомились жарким летом 1972 года, вместе искупались в реке Сысоле (какая-то добрая женщина еще и дала нам мыла вымыть головы). Потом, после каких-то перезаписей, аж три недели пытался забрать у него свой магнитофон, который имел неосторожность оставить «до завтра»… У Хиппи была свирепая мать, тетя Надя, и об этом знала вся рок-тусовка. Пьянство сына еще сильнее озлобляло эту и без того недобрую женщину. Они жили тогда в однокомнатной квартире в панельке, потом перебрались в «двушку» в соседнем доме, но тоже жили вдвоем, пока Сергей в 1980 не женился.
IQ Хиппи был куда выше, чем у Гуся. Он был развитым и начитанным. Через него можно было достать практически любую аудиозапись, а позднее – и фирменный винил, сам покупал у него пару пластинок Jethro Tull и The Dark Side Of The Moon Pink Floyd. Им интересовалась «контора». У него, вероятно, водились была и запрещенная в СССР диссидентская самиздатовская литература. Во всяком случае, меня однажды в Перми после окончания зимних каникул вызвали на допрос в органы и интересовались им.
Мы с Хиппи познакомились жарким летом 1972 года, вместе искупались в реке Сысоле (какая-то добрая женщина еще и дала нам мыла вымыть головы). Потом, после каких-то перезаписей, аж три недели пытался забрать у него свой магнитофон, который имел неосторожность оставить «до завтра»… У Хиппи была свирепая мать, тетя Надя, и об этом знала вся рок-тусовка. Пьянство сына еще сильнее озлобляло эту и без того недобрую женщину. Они жили тогда в однокомнатной квартире в панельке, потом перебрались в «двушку» в соседнем доме, но тоже жили вдвоем, пока Сергей в 1980 не женился.
IQ Хиппи был куда выше, чем у Гуся. Он был развитым и начитанным. Через него можно было достать практически любую аудиозапись, а позднее – и фирменный винил, сам покупал у него пару пластинок Jethro Tull и The Dark Side Of The Moon Pink Floyd. Им интересовалась «контора». У него, вероятно, водились была и запрещенная в СССР диссидентская самиздатовская литература. Во всяком случае, меня однажды в Перми после окончания зимних каникул вызвали на допрос в органы и интересовались им.
Его жизнь оборвалась трагически, возможно, из-за пьянства. Он в 1992 году отмечал свое 40-летие, а уже через два дня его нашли мертвым на обочине дороги: его голову переехала машина. Виновных так и не нашли. У него водились «зеленые», которые очень котировались в те криминальные времена сразу после распада СССР. Возможно он, будучи прилично выпившим, обещал расплатиться ими с подвозившими его. Они отобрали у него доллары и выбросили его из машины на дорогу так, что он попал под другую, которая ехала следом на большой скорости. Так ли это было в действительности – уже никто никогда не узнает.
Первое выступление
В сентябре 1971 года школа, в которой я учился, приобрела ударную установку, совершенно неслыханную по тем временам вещь. В школе были также усилительная колонка «Электрон» и электрогитара Marma с одним звукоснимателем и джазовым звуком, полуакустическая такая красавица. Вся моральная атмосфера побуждала к тому, что в школе обязательно должен быть свой ансамбль. Так считала и директор школы Галина Николаевна, вовек ее не забуду! Именно благодаря её усилиям школа быстро превратилась в элитную. Возможно, нам помогли и лётчики (нашу школу опекало Сыктывкарское авиапредприятие, очень богатая в те времена контора).
Организовать ансамбль взялся Саша Савин, который годом раньше неплохо поиграл на соло-гитаре вместе с Александром Тюрниным («Тюлей») и Сергеем Поповым («Гуней»). Гуне родители купили электрогитару «Тоника», но с нами контактов практически не имел, если не считать одного эпизода, когда я купил у него магнитофонную катушку с записью Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band. Иметь свою электрогитару по тем временам было неслыханной роскошью. У Гуни, кстати, была отличная по тем временам коллекция аудиозаписей, водился и винил: фирменные грампластинки Creedence Clearwater Revival и многое другое.
Организовать ансамбль взялся Саша Савин, который годом раньше неплохо поиграл на соло-гитаре вместе с Александром Тюрниным («Тюлей») и Сергеем Поповым («Гуней»). Гуне родители купили электрогитару «Тоника», но с нами контактов практически не имел, если не считать одного эпизода, когда я купил у него магнитофонную катушку с записью Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band. Иметь свою электрогитару по тем временам было неслыханной роскошью. У Гуни, кстати, была отличная по тем временам коллекция аудиозаписей, водился и винил: фирменные грампластинки Creedence Clearwater Revival и многое другое.
После пары-тройки репетиций определился окончательный состав группы: Александр Савин «Сава» (соло-гитара), Витя Осетров «Рыба» (бас-гитара), Владимир Мороков «Мора» (ритм-гитара). Играть на ударных пригласили Андрея Машковцева, который был уже довольно известным в этой ипостаси в Сыктывкаре. Он успел «постучать» летом с профессиональными музыкантами. Там его однажды прилюдно в микрофон объявили «сыктывкарским Ринго Старром».
Мы тщательно репетировали, играя инструментальные композиции, который предлагал Саша Савин. Я играл ритм на чехословацкой «Марме», а две другие наши электрогитары были самодельными. Витя Осетров играл на самодельном басу, струны были четыре верхние от обычной гитары. «Рыба» играл очень смешно, делая удары медиатором по струнам всего в одну сторону, снизу вверх как бы «ковырял». Зато никто из участников нашего ансамбля не разучивал так тщательно и до мелочей партии, которые необходимо было сыграть.
И вот наше первое выступление, в спортивном зале родной 14-й школы, куда пришли все преподаватели. Наше первое выступление увенчалось успехом: были в восторге как одноклассники, так и учителя, не ожидавшие от нас такого. Через неделю мы сыграли пару композиций в концертном зале Дома профсоюзов, потом несколько раз в школе, часто в классах.
Мы тщательно репетировали, играя инструментальные композиции, который предлагал Саша Савин. Я играл ритм на чехословацкой «Марме», а две другие наши электрогитары были самодельными. Витя Осетров играл на самодельном басу, струны были четыре верхние от обычной гитары. «Рыба» играл очень смешно, делая удары медиатором по струнам всего в одну сторону, снизу вверх как бы «ковырял». Зато никто из участников нашего ансамбля не разучивал так тщательно и до мелочей партии, которые необходимо было сыграть.
И вот наше первое выступление, в спортивном зале родной 14-й школы, куда пришли все преподаватели. Наше первое выступление увенчалось успехом: были в восторге как одноклассники, так и учителя, не ожидавшие от нас такого. Через неделю мы сыграли пару композиций в концертном зале Дома профсоюзов, потом несколько раз в школе, часто в классах.
«Что стоишь, качаясь»
Нас пригласили выступить на конкурсе Tutti в детскую музыкальную школу в декабре 1971 года. Для нас это было серьезным испытанием. Поставили условие: обязательно сыграть песню «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина» в своей аранжировке, ну а потом что-то свое. В наш состав тогда для усиления включили Алешу Лаврова играть на клавишах, он это делал великолепно. В качестве еще одного «усиления» с нами взялась выступить и учительница музыки из нашей школы. Помню, она была молодая, довольно красивая, внешне чем-то похожая на куклу. Высокая, «наштукатуренная» косметикой, смотрелась она очень эффектно! Ещё и журила меня за проблему перехода из одной тональности в другую, и была права. Дело было в том, что в тональности ре мажор петь «Толстого Карлсона» ей было низко, и она просила играть в ми мажоре, на тон выше.
Алеша Лавров и наш соло-гитарист Саша Савин быстро разобрались, каким будет вступление и что дальше мы будем играть в этой «Рябине». Мне надо было всего лишь четко сыграть партию ритм-гитары. Вторым номером, как я уже сказал, решили сыграть «Толстого Карлсона» (кавер Yellow River английской группы Christie, они с ней пробились на музыкальный социалистический фестиваль в польский Сопот в 1971 году). Пела наша учительница музыки.
Алеша Лавров и наш соло-гитарист Саша Савин быстро разобрались, каким будет вступление и что дальше мы будем играть в этой «Рябине». Мне надо было всего лишь четко сыграть партию ритм-гитары. Вторым номером, как я уже сказал, решили сыграть «Толстого Карлсона» (кавер Yellow River английской группы Christie, они с ней пробились на музыкальный социалистический фестиваль в польский Сопот в 1971 году). Пела наша учительница музыки.
Выступить на конкурсе приехали музыканты с мебельной фирмы «Север», но вышла незадача: все они были пьяные, что-то попробовали побренчать, но безуспешно. Это было вдвойне постыдно, поскольку музыкальная школа была детской. Тем не менее, ответственные за проведение конкурса сделали вид, что ничего не произошло, не знаю, сообщили или нет на фабрику про этот инцидент.
Жюри ожидал еще один эксцесс, связанный со следующим «выступлением». От имени школы №1 выступил Сергей Худяев, меломан, поклонник Маккартни. «Выступал», посадив за ударную установку младшего брата, пятиклассника. Сначала что-то то ли мычал, то ли блеял, под барабанную дробь братца, а потом вдруг сорвался в «забой» и начал орать, играя какие-то аккорды на гитаре. Сейчас такой тип пения называют то ли скримом, то ли гроулом. Зрители и жюри оказались в лёгком шоке. Выкинул Серёжа фортель.
В конкурсе участвовал ансамбль из ресторана «Вычегда» под руководством великолепного виртуоза-гитариста Киселёва. Выступили профессионалы, великолепно сыграли и «Рябину», а потом уже другие очень сложные джазовые вариации. Киселёв потом передал прямо в руки Саше Савину свою «Торнаду», показал, какие клавиши на ней надо переключать, так что Саша играл на ней во время нашего выступления. Я в своей жизни больше не помню подобного, чтобы матерый музыкант вот так запросто дал свой инструмент в руки старшекласснику, да еще его и подбодрил, давай, парень, зажигай!
Мы хорошо сыграли обе композиции, и жюри присудило нам победу. Конечно же, ощущения были незабываемые. Рейтинг ансамбля в школе резко пошёл в гору. Нас полюбили десятиклассники, и мы с удовольствием для них играли. Зима в тот год была морозной, но в наших молодых душах было более, чем горячо. Нам удавалось подогревать их своими гитарами. Фантастическое было время…
Жюри ожидал еще один эксцесс, связанный со следующим «выступлением». От имени школы №1 выступил Сергей Худяев, меломан, поклонник Маккартни. «Выступал», посадив за ударную установку младшего брата, пятиклассника. Сначала что-то то ли мычал, то ли блеял, под барабанную дробь братца, а потом вдруг сорвался в «забой» и начал орать, играя какие-то аккорды на гитаре. Сейчас такой тип пения называют то ли скримом, то ли гроулом. Зрители и жюри оказались в лёгком шоке. Выкинул Серёжа фортель.
В конкурсе участвовал ансамбль из ресторана «Вычегда» под руководством великолепного виртуоза-гитариста Киселёва. Выступили профессионалы, великолепно сыграли и «Рябину», а потом уже другие очень сложные джазовые вариации. Киселёв потом передал прямо в руки Саше Савину свою «Торнаду», показал, какие клавиши на ней надо переключать, так что Саша играл на ней во время нашего выступления. Я в своей жизни больше не помню подобного, чтобы матерый музыкант вот так запросто дал свой инструмент в руки старшекласснику, да еще его и подбодрил, давай, парень, зажигай!
Мы хорошо сыграли обе композиции, и жюри присудило нам победу. Конечно же, ощущения были незабываемые. Рейтинг ансамбля в школе резко пошёл в гору. Нас полюбили десятиклассники, и мы с удовольствием для них играли. Зима в тот год была морозной, но в наших молодых душах было более, чем горячо. Нам удавалось подогревать их своими гитарами. Фантастическое было время…
Продолжаем играть
Саша Савин настоял на том, чтобы я тоже учился играть соло. Сказал, что ему тяжело всё время играть соло и вообще, в ансамбле должна быть какая-то взаимозаменяемость – мало ли, кто-то не сможет прийти. Вот здесь он оказался прав: танцевальный вечер под живую гитарную музыку не может сорваться из-за того, что вместо трех гитаристов, к примеру, явились только двое. Мне пришлось проверить свой характер на прочность: упорно учиться игре на гитаре, осваивать новые и более сложные приёмы и пассажи. Мои подчас просто героические усилия (играл по ночам на кухне, глушил звук струн поролоновой прокладкой) дали результаты: к моменту окончания школы я играл на соло не хуже Саши Савина. Мы разучили несколько композиций, в которых партии соло-гитары играл уже я. Попутно я подобрал очень многое из Creedence Clearwater Revival, кое-что из Rolling Stones, причем еще и пел все это с хорошим английским произношением – все-таки учился в языковой школе.
И это при том, что своей собственной гитары дома у меня не было до 1978 года. Брал поиграть у соседских парней, иногда на многие недели.
Играл наш школьный ансамбль и потом, уже зимой и весной 1972 года. Особенно запомнился один из вечеров танцев, когда в нашу школу пригласили участников какой-то молодежной лыжной спартакиады. Тогда я эффектно поработал на соло-гитаре – мы безупречно сыграли новые инструментальные композиции. Мой лучший школьный друг Сашка Турышев сумел тогда очаровать и, как тогда говорили, «закадрить» одну лыжницу из Волгограда.
В последний раз мы играли вместе в июне 1972 года на выпускном балу. Сыграли две или три композиции, «Толстого Карлсона», потом всем классом пошли на квартиру, посидели, пообщались. Ещё гуляли до рассвета по городу и играли с Витей Осетровым в две гитары битловскую I Want You (She So Heavy).
Играл наш школьный ансамбль и потом, уже зимой и весной 1972 года. Особенно запомнился один из вечеров танцев, когда в нашу школу пригласили участников какой-то молодежной лыжной спартакиады. Тогда я эффектно поработал на соло-гитаре – мы безупречно сыграли новые инструментальные композиции. Мой лучший школьный друг Сашка Турышев сумел тогда очаровать и, как тогда говорили, «закадрить» одну лыжницу из Волгограда.
В последний раз мы играли вместе в июне 1972 года на выпускном балу. Сыграли две или три композиции, «Толстого Карлсона», потом всем классом пошли на квартиру, посидели, пообщались. Ещё гуляли до рассвета по городу и играли с Витей Осетровым в две гитары битловскую I Want You (She So Heavy).
Гитарные соло замминстра МВД
Очень прилично играли тогда ансамбли в школах №4 и 12. Последний из них однажды даже показали по местному телевидению. Одна из песен была их собственного сочинения. В ней, как помню, пелось что-то лирическое и новогоднее одновременно.
В нашем классе учился Анатолий Наместников, игравший на соло-гитаре в ансамбле «Электрины», который организовал коми композитор Мастеница (не помню имени). Они гастролировали по сельской местности и выступали в клубах, исполняя песни собственного сочинения на коми языке. У них были даже большого размера афиши с фотографиями участников, отпечатанные в типографии. Композитор также курировал вокально-инструментальный ансамбль в кружке при Дворце пионеров.
Хорошая группа тогда играла рок-н-ролл в пединституте. Её наши партийные органы пригласили к нам в школу на выпускной вечер. Лидер группы Александр Сивков «Сивс» считался лучшим соло-гитаристом Сыктывкара. Его часто звали играть в ДК Авиаторов. Там была настоящая кузница кадров: братья Орловы, Боб и Жора (Владимир и Георгий соответственно), Леша Кузнецов, Гусь. Но Сивсу и там поручали самые сложные партии.
Позднее Александр Сивков работал в системе МВД, дорос до поста замминистра МВД Республики Коми.
Был ансамбль «Медвежата» при Сыктывкарском механическом заводе (СМЗ).
Разумеется, вокально-инструментальные ансамбли работали тогда в ресторанах: «Вычегда», «Центральный», на ж/д вокзале. Каждое лето на танцплощадке играл эстрадный оркестр на тогда еще деревянной танцплощадке (до 1977 года, пока не возвели каменную «сковородку») с большой по численности духовой секцией. Однако мне больше нечего о них сказать, поскольку с их участниками я не пересекался, и знаком не был.
В нашем классе учился Анатолий Наместников, игравший на соло-гитаре в ансамбле «Электрины», который организовал коми композитор Мастеница (не помню имени). Они гастролировали по сельской местности и выступали в клубах, исполняя песни собственного сочинения на коми языке. У них были даже большого размера афиши с фотографиями участников, отпечатанные в типографии. Композитор также курировал вокально-инструментальный ансамбль в кружке при Дворце пионеров.
Хорошая группа тогда играла рок-н-ролл в пединституте. Её наши партийные органы пригласили к нам в школу на выпускной вечер. Лидер группы Александр Сивков «Сивс» считался лучшим соло-гитаристом Сыктывкара. Его часто звали играть в ДК Авиаторов. Там была настоящая кузница кадров: братья Орловы, Боб и Жора (Владимир и Георгий соответственно), Леша Кузнецов, Гусь. Но Сивсу и там поручали самые сложные партии.
Позднее Александр Сивков работал в системе МВД, дорос до поста замминистра МВД Республики Коми.
Был ансамбль «Медвежата» при Сыктывкарском механическом заводе (СМЗ).
Разумеется, вокально-инструментальные ансамбли работали тогда в ресторанах: «Вычегда», «Центральный», на ж/д вокзале. Каждое лето на танцплощадке играл эстрадный оркестр на тогда еще деревянной танцплощадке (до 1977 года, пока не возвели каменную «сковородку») с большой по численности духовой секцией. Однако мне больше нечего о них сказать, поскольку с их участниками я не пересекался, и знаком не был.
Рок «на картошке»
В 1972-м я уехал учиться в Пермь. Моими первыми слушателями там стали студенты-медики, первокурсники, товарищи по группе. В сентябре нас послали «на картошку» и мы оказались в татарской деревне Юлаевке, Суксунский район, почти на самом юге Пермской области. В моих руках оказалась единственная юлаевская гитара, принадлежавшая сыну бригадира. Последний на ней совершенно не умел играть, и понятно: кому учить-то?
Вот тогда я и почувствовал, что не зря в свое время осваивал инструмент и подобрал массу всего из репертуаров «Криденс», «Роллингов», «Битлз» и других групп. В Перми тогда был всеобщий культ «Битлз», а также невероятной популярностью пользовались «Криденс» и «Шокинг Блю». Своим сокурсникам я играл каждый вечер в избушке, где у нас днём была столовая, а вечером нечто вроде клуба. Выделил нам избушку юлаевский бригадир (главное лицо в деревне), да еще и распорядился кормить как можно лучше. Он надеялся, что студенты научат его играть на гитаре и он приглянется какой-нибудь из наших студенток, но ничего не получилось: он оказался каким-то очень скромным или забитым деревенским пареньком, хотя был примерно нашего возраста.
Один раз мы позволили себе под мою гитару то, что нельзя квалифицировать иначе, как изощренное музыкально-этническое хулиганство (ст.206 ч.2 УК СССР). На мелодию популярной тогда песни Hollies «Stop» мы втроем (соучаствовали два пермяка, Саша и Андрей) сочинили, с позволения сказать, «текст» на татарском языке.
Вот тогда я и почувствовал, что не зря в свое время осваивал инструмент и подобрал массу всего из репертуаров «Криденс», «Роллингов», «Битлз» и других групп. В Перми тогда был всеобщий культ «Битлз», а также невероятной популярностью пользовались «Криденс» и «Шокинг Блю». Своим сокурсникам я играл каждый вечер в избушке, где у нас днём была столовая, а вечером нечто вроде клуба. Выделил нам избушку юлаевский бригадир (главное лицо в деревне), да еще и распорядился кормить как можно лучше. Он надеялся, что студенты научат его играть на гитаре и он приглянется какой-нибудь из наших студенток, но ничего не получилось: он оказался каким-то очень скромным или забитым деревенским пареньком, хотя был примерно нашего возраста.
Один раз мы позволили себе под мою гитару то, что нельзя квалифицировать иначе, как изощренное музыкально-этническое хулиганство (ст.206 ч.2 УК СССР). На мелодию популярной тогда песни Hollies «Stop» мы втроем (соучаствовали два пермяка, Саша и Андрей) сочинили, с позволения сказать, «текст» на татарском языке.
Этот «текст» состоял из набора матерных татарских слов, оборотов и выражений. Затем, выпив браги (всегда можно было купить за копейки у местных в разных домах), громко все это распевали в нашей избе. Мы не сразу посмотрели в окно и заметили там деревенских детей… Оказывается, нашлись слушатели. Результаты не заставили себя долго ждать: на следующий день мы много раз слышали, как детские голоса пели «трап, трап, трап, трап, сиг…га…» и в том же духе… Вот оно, наше тлетворное влияние на подрастающее поколение.
Мои игра на гитаре и вокал на хорошем английском (спасибо родной школе) произвели сильное впечатление на сокурсников, по мединституту покатились слухи, что появился какой-то новый хороший гитарист.
Мои игра на гитаре и вокал на хорошем английском (спасибо родной школе) произвели сильное впечатление на сокурсников, по мединституту покатились слухи, что появился какой-то новый хороший гитарист.
Рок Перми
Пермь оказалась очень рок-н-ролльной. Еще бы – почти миллионный город, в ней было в разы больше как меломанов, так и музыкантов. Много было и фирменных виниловых пластинок, правда, значительная их часть была изрядно «попилена», они «скрипели», «трещали», «щелкали» и «прыгали». Тем не менее, распространялись на черном рынке за очень большие, подчас просто безумные деньги. В те времена «железного занавеса» так обстояло дело не только во всем СССР, но и в социалистических странах за исключением Югославии. С пластинок музыку записывали на магнитофоны в монофоническом звучании.
Стереомагнитофоны появились позднее, в середине 70-х. Широко практиковалась запись за деньги: одна пластинка от 3 до 5 рублей у разных обладателей фирменного винила, «дискачей», как их тогда звали. Последние собирались по выходным на вещевом рынке, барахолке, меломаны звали ее «балкой». Там происходили купля, продажа или, главным образом, обмен дисками. Многие менялись на неделю, чтобы записать себе. Позднее и у меня самого появился фирменный винил и я тоже стал «дискачом» и начал бегать по выходным на «балку». Вот таким образом у меломанов постепенно и собирались коллекции записей рока на катушках. Контора следила за этим всем, но не очень ревностно. Милиция вмешивалась в процесс очень редко, и то лишь по заявлению пострадавших. Один из таких случаев был, когда у одного меломана ограбили квартиру и похитили практически полную коллекцию пластинок «Битлз» в хорошем состоянии.
В Перми было много вокально-инструментальных ансамблей, я буду вести речь только о тех, кто играл на танцах. («Лабухи», как зовут и по сей день музыкантов, играющих в ресторанах, не в счет). Они выступали по выходным в домах и дворцах культуры, которых в Перми немало. Многие из них играли каверы западных групп. Кое-кто пытался исполнять тяжелый рок типа «Into The Fire» Deep Purple
Стереомагнитофоны появились позднее, в середине 70-х. Широко практиковалась запись за деньги: одна пластинка от 3 до 5 рублей у разных обладателей фирменного винила, «дискачей», как их тогда звали. Последние собирались по выходным на вещевом рынке, барахолке, меломаны звали ее «балкой». Там происходили купля, продажа или, главным образом, обмен дисками. Многие менялись на неделю, чтобы записать себе. Позднее и у меня самого появился фирменный винил и я тоже стал «дискачом» и начал бегать по выходным на «балку». Вот таким образом у меломанов постепенно и собирались коллекции записей рока на катушках. Контора следила за этим всем, но не очень ревностно. Милиция вмешивалась в процесс очень редко, и то лишь по заявлению пострадавших. Один из таких случаев был, когда у одного меломана ограбили квартиру и похитили практически полную коллекцию пластинок «Битлз» в хорошем состоянии.
В Перми было много вокально-инструментальных ансамблей, я буду вести речь только о тех, кто играл на танцах. («Лабухи», как зовут и по сей день музыкантов, играющих в ресторанах, не в счет). Они выступали по выходным в домах и дворцах культуры, которых в Перми немало. Многие из них играли каверы западных групп. Кое-кто пытался исполнять тяжелый рок типа «Into The Fire» Deep Purple
Летом начинали работать танцплощадки в садах и парках. На некоторых из них виртуозно играли и пели хорошие исполнители.
Лично мне запомнился один из соло-гитаристов, игравший в саду им. Свердлова в Мотовилихе. Он играл много каверов Джими Хендрикса.
У него была чехословацкая гитара Jolana, не намного хуже «фендеров». Он играл в манере Хендрикса, совсем не глядя на гриф. Его взор со стеклянными глазами навыкате был все время устремлен куда-то вверх. Было очевидно, что он наркоман.
Лично мне запомнился один из соло-гитаристов, игравший в саду им. Свердлова в Мотовилихе. Он играл много каверов Джими Хендрикса.
У него была чехословацкая гитара Jolana, не намного хуже «фендеров». Он играл в манере Хендрикса, совсем не глядя на гриф. Его взор со стеклянными глазами навыкате был все время устремлен куда-то вверх. Было очевидно, что он наркоман.
Музыканты-медики
В 1972 году, когда я поступил в Пермский мединститут, в нем основным, представлявшим ВУЗ везде и всюду, был ансамбль «Альтаир». Он исполнял исключительно советскую эстраду, но довольно качественно. Играла еще группа «Лаутары». К моменту моего поступления в участники учились на втором курсе. Основатель «Лаутар», молодой литовец, был отчислен из института за неуспеваемость. Говорили, что у него были необычайные вокальные данные, и он умел брать необычайно высокие ноты. «Лаутары» делали каверы на некоторые западные группы, но предпочтение отдавали инструменталам. Соло-гитарист группы Андрей Микрюков был фанатом The Ventures.
Моя игра ему понравилась, и я даже однажды выступил с ними. Но потом что-то у них в самой группе не заладилось, и она распалась. Барабанщик Андрей Востриков через какое-то время стал участником нашей группы. Был еще ансамбль «Дружба» с большим составом, включавшим клавиши и духовую секцию. Лидером был пианист Владимир Гершуни, которого, впрочем, позднее также отчислили из института.
Медицинский институт располагал двумя комплектами музыкальных инструментов и звукового оборудования. Один из них, сравнительно простенький, использовался для репетиций и выступления ансамблей невысокого уровня. Другой только для официальных меропиятий, его выдавали только «Дружбе» и «Альтаиру». Заведовал всем этим оборудованием Владимир Евлампьев, очень колоритная и своеобразная персона. Он был старше нас всех как минимум на пять лет и относился к своим обязанностям очень серьезно. В аппаратуре он понимал толк и поддерживал ее в рабочем состоянии. Учился он на стоматологическом факультете, который окончил в следующем 1973 году.
Медицинский институт располагал двумя комплектами музыкальных инструментов и звукового оборудования. Один из них, сравнительно простенький, использовался для репетиций и выступления ансамблей невысокого уровня. Другой только для официальных меропиятий, его выдавали только «Дружбе» и «Альтаиру». Заведовал всем этим оборудованием Владимир Евлампьев, очень колоритная и своеобразная персона. Он был старше нас всех как минимум на пять лет и относился к своим обязанностям очень серьезно. В аппаратуре он понимал толк и поддерживал ее в рабочем состоянии. Учился он на стоматологическом факультете, который окончил в следующем 1973 году.
Соло со стаканом
Профком и ответственные за культурную работу среди студентов приняли решение создать из первокурсников как минимум два вокально-инструментальных ансамбля на нашем, лечебном, и санитарно-гигиеническом факультетах. Было организовано нечто вроде отбора (сейчас это называется кастингом). Я в нем не участвовал, но двое ребят из Кировской области, которые прошли отбор и слышали мою игру, сами позвали меня в свой ансамбль соло-гитаристом. Это были Саша Некрасов из Котельнича и Женя Полев из Омутнинска. Некрасов играл на ритм-гитаре, Полев – на басу и пел красивым голосом. Позднее к нам присоединился Андрей Востриков, барабанщик распавшихся к тому времени «Лаутар». По поводу репертуара было решено, что будем играть не только советские песни, но и западных рок-групп. Песни на русском будут петь Женя и Саша, на английском – я. Добавлю, что Женя никогда не пел на русском песни, которые, что называется, на слуху и не имел такого желания. Очень лиричные и мелодичные, с текстами приличного качества. Мы так и не узнали, кто, где и когда их написал в Кировской области, откуда Женя был родом.
В общежитии благодаря гитаре я быстро набирал популярность. Меня слушали и пермские студенты, бывавшие в гостях в нашем общежитии. Среди них была и «золотая молодежь», которая вела себя высокомерно. Кроме игры на гитаре их поразила моя осведомленность в рок-музыке и особенно «Битлз». Я мог по памяти назвать все песни знаменитой группы на всех альбомах, причем в порядке их последовательности. Пошла молва, и моя личная популярность скоро вышла за пределы общаги на институтский (и не только!) уровень. Я играл практически один в один почти все композиции «Криденс», которые тогда по свой популярности уступали только битлам. Скажу честно, это было вовсе несложно, и вообще весь шарм музыки этой группы как раз и заключался в ее простоте. Больше всего слушатели восторгались моими соло в композициях Ooby-Dooby и Pagan Baby, где соло было длинным и эффектным одновременно.
В общежитии благодаря гитаре я быстро набирал популярность. Меня слушали и пермские студенты, бывавшие в гостях в нашем общежитии. Среди них была и «золотая молодежь», которая вела себя высокомерно. Кроме игры на гитаре их поразила моя осведомленность в рок-музыке и особенно «Битлз». Я мог по памяти назвать все песни знаменитой группы на всех альбомах, причем в порядке их последовательности. Пошла молва, и моя личная популярность скоро вышла за пределы общаги на институтский (и не только!) уровень. Я играл практически один в один почти все композиции «Криденс», которые тогда по свой популярности уступали только битлам. Скажу честно, это было вовсе несложно, и вообще весь шарм музыки этой группы как раз и заключался в ее простоте. Больше всего слушатели восторгались моими соло в композициях Ooby-Dooby и Pagan Baby, где соло было длинным и эффектным одновременно.
Никаких педалей и процессоров в те годы не было и в помине. Несколько позднее я освоил технику игры слайдером, поэтому мои соло иногда звучали как игра на гавайской гитаре. Это приводило публику в восторг в сочетании с изумлением: в такой манере даже в миллионной Перми тогда не играл никто. В качестве слайдеров во время выступлений иногда демонстративно использовал пустые бутылки, а как-то раз – большой стеклянный химический стакан. На публику это зрелище производило неизгладимое впечатление.
Встал вопрос о названии группы. Саша Некрасов предложил название «Луинги» – от слов «лучший инструмент – гитара». Нам название очень понравилось, представлялось интригующим. В нем не было ничего пафосного или космического (типа «Знамя», «Пламя», «Альтаир», «Орион» или «Ариэль»). Разумеется, происхождение названия нам пришлось объяснять профсоюзно-комсомольскому активу института.
Позднее по его поводу тонко иронизировал пришедший позднее руководить художественной самодеятельностью института Макаров (уже не помню имени и отчества): «Вам бы, ребята надо переименоваться в "худший инструмент – гитара"». Судите сами, каким бы стало при этом название группы… Он нас несколько раз послушал и нашел многое слабым. Этим он помогал нашей группе расти профессионально. Амбициями или завышенной самооценкой никто из нас не страдал.
Репетиции проводили как в здании анатомки, где было выделено для этого помещение, так и в общежитии, в акустическом варианте, без барабанов. К нескольким песням на русском языке я придумал красивые проигрыши. Позднее Полев признался, что услышав их, стал полностью уверен в том, что у нас всё получится. Один из моих пассажей был навеян «Александриной», которую пела тогда лучшая в СССР группа «Песняры».
Встал вопрос о названии группы. Саша Некрасов предложил название «Луинги» – от слов «лучший инструмент – гитара». Нам название очень понравилось, представлялось интригующим. В нем не было ничего пафосного или космического (типа «Знамя», «Пламя», «Альтаир», «Орион» или «Ариэль»). Разумеется, происхождение названия нам пришлось объяснять профсоюзно-комсомольскому активу института.
Позднее по его поводу тонко иронизировал пришедший позднее руководить художественной самодеятельностью института Макаров (уже не помню имени и отчества): «Вам бы, ребята надо переименоваться в "худший инструмент – гитара"». Судите сами, каким бы стало при этом название группы… Он нас несколько раз послушал и нашел многое слабым. Этим он помогал нашей группе расти профессионально. Амбициями или завышенной самооценкой никто из нас не страдал.
Репетиции проводили как в здании анатомки, где было выделено для этого помещение, так и в общежитии, в акустическом варианте, без барабанов. К нескольким песням на русском языке я придумал красивые проигрыши. Позднее Полев признался, что услышав их, стал полностью уверен в том, что у нас всё получится. Один из моих пассажей был навеян «Александриной», которую пела тогда лучшая в СССР группа «Песняры».
Помимо нас, первокурсников-«лечфаковцев», свой ансамбль пытались создать и первокурсники с санфака, но у них ничего не получилось. Они с треском провалились на первом же публичном выступлении и после этого оставили свою затею.
После нескольких репетиций мы решились наконец выступить на танцах. Первые же наши выступления прошли с невероятным успехом. Некоторые из них организовывались в общежитиях, но чаще всего мы играли в здании санитарно-гигиенического факультета на улице Куйбышева (сейчас там ректорат Пермской медицинской академии). По городу поползли слухи, и послушать «Луингов» приходило все больше молодежи, которая в нашем институте не училась. Дело близилось к новому 1973 году, поэтому мы играли очень часто – для разных курсов, факультетов, а один раз даже для аспирантов и молодых преподавателей. После окончания сессии и коротеньких зимних каникул в весеннем семестре все это возобновилось с еще большей энергией, мы играли каждую субботу. Это не прошло бесследно – мы сами почувствовали, что играем и поем всё лучше и лучше...
После нескольких репетиций мы решились наконец выступить на танцах. Первые же наши выступления прошли с невероятным успехом. Некоторые из них организовывались в общежитиях, но чаще всего мы играли в здании санитарно-гигиенического факультета на улице Куйбышева (сейчас там ректорат Пермской медицинской академии). По городу поползли слухи, и послушать «Луингов» приходило все больше молодежи, которая в нашем институте не училась. Дело близилось к новому 1973 году, поэтому мы играли очень часто – для разных курсов, факультетов, а один раз даже для аспирантов и молодых преподавателей. После окончания сессии и коротеньких зимних каникул в весеннем семестре все это возобновилось с еще большей энергией, мы играли каждую субботу. Это не прошло бесследно – мы сами почувствовали, что играем и поем всё лучше и лучше...
Наше пагубное влияние
Добавлю, что нам не раз предлагали исполнить что-нибудь патриотическое, идейно-комсомольское, но мы наотрез отказывались. Но в этом случае согласились, решили спеть какую-то песню, нашёл её и взялся спеть Женя Полев. Мы ее нормально репетировали, она была про детей отцов, которые не вернулись с войны. Всего мы играли в том концерте три песни. Первую исполнили на «пять с плюсом» к восторгу зрительного зала. Но дальше случилось непредвиденное. Во во время исполнения второй, как раз патриотической, песни наш барабанщик Андрей вдруг стал выбивать какой-то странный ритм, вроде боссановы. Переволновался что ли? Я играл эту песню на басу, удивился, но не растерялся и повел соответственно свою партию под его «боссанову». Мы сыграли песню до конца в этом странном ритме. Последняя композиция «Алёна» была исполнена в блюзовом стиле, но на этот раз почему-то прозвучала тяжело. Я в ней с досады выпилил длинное соло с потяжками в духе Дэвида Гилмора. Было понятно, что со второй песней мы капитально облажались и терять уже нечего. Оставалось только «оттянуться» на хорошей гитаре (я играл на «Этерне» производства ГДР). Нашей досаде не было границ, и мы пеняли барабанщику за его странную игру. Он все понимал, но ничего не мог объяснить ни нам, ни себе самому. Всякое с людьми случается. Как результат – члены жюри недоуменно переглянулись между собой, а затем восприняли такое исполнение как издевательство. Они решили, что мы преднамеренно сыграли патриотическую песню в таком странном ритме. Что касается третьей песни – мне указали, что моя манера игры явно не советская, не комсомольская (я тогда состоял в рядах ВЛКСМ).
После этого концерта раздражение профсоюзно-комсомольского актива нашей группой резко усилилось. Самая передовая и общественно активная, идеологически и политически подкованная молодежь института все больше склонялась к мнению, что группа «Луинги» по большому счету не только бестолковая, но и вредная.
В самом деле: и репертуар какой-то безыдейный, много песен на английском языке, звучание и драйв «Луингов» какие-то совсем несоветские. Группа явно испорчена тлетворным влиянием глубоко чуждой и враждебной нам буржуазной западной рок-заразы. Под разными предлогами «Луинги» неоднократно уклонялись от исполнения комсомольских песен. Взялись наконец-то спеть патриотическую песню, да и ту изуродовали. Да и название непонятное, в нем есть нечто идейно чуждое: по своему звучанию напоминает о кровавой чилийской хунте генерала Пиночета. Группа популярна среди студентов, поэтому опасные последствия ее тлетворного влияния на студентов института могут оказаться масштабными, пагубными и непредсказуемыми. Поэтому дальнейшие существование и деятельность в институте т.н. вокально-инструментального ансамбля «Луинги» следует признать маложелательным.
Мы не сразу поняли, что угодили в опалу.
В самом деле: и репертуар какой-то безыдейный, много песен на английском языке, звучание и драйв «Луингов» какие-то совсем несоветские. Группа явно испорчена тлетворным влиянием глубоко чуждой и враждебной нам буржуазной западной рок-заразы. Под разными предлогами «Луинги» неоднократно уклонялись от исполнения комсомольских песен. Взялись наконец-то спеть патриотическую песню, да и ту изуродовали. Да и название непонятное, в нем есть нечто идейно чуждое: по своему звучанию напоминает о кровавой чилийской хунте генерала Пиночета. Группа популярна среди студентов, поэтому опасные последствия ее тлетворного влияния на студентов института могут оказаться масштабными, пагубными и непредсказуемыми. Поэтому дальнейшие существование и деятельность в институте т.н. вокально-инструментального ансамбля «Луинги» следует признать маложелательным.
Мы не сразу поняли, что угодили в опалу.
Сойдёт для сельской местности
Летом 1974 года мы с Женей Полевым решили подзаработать деньжат в стройотряде «Скифы». Нас с радостью включили в его состав – еще бы, как-никак музыканты, значит скучать точно не придется. Наш отряд строил школу в селе Сосновка Березовского района.
Это южнее Кунгура с его знаменитыми пещерами. Примерно в десяти километрах от Сосновки была Берёзовка, районный центр, большое село. Нашего командира (сына доцента кафедры факультетской хирургии) быстро осенила идея, что нам с Полевым можно давать задания выступать перед сельскими трудящимися или другими трудовыми коллективами в акустическом варианте, просто под две гитары. Мы такие задания выполняли с удовольствием: это было куда приятнее, чем бить балдой или рыть лопатой!
Потом командир возил нас в райцентр. Выяснилось, что в районном Дворце культуры имеется комплект инструментов и аппаратуры, но местный ансамбль распался, так что в райцентре уже давно никто не играл. Мы всё это музыкальное имущество проверили. Довольно паршивое, но играть на нем всё-таки было можно. Больше всего радовала неожиданно представившаяся возможность снова поиграть группой, а не под акустические гитары. Командир договорился с берёзовскими властями, что они предоставляют автобус, на котором бойцы стройотряда прибудут в Берёзовку со своими музыкантами и устроят там танцы на открытой летней танцплощадке. Помимо нас с Полевым в стройотряде был Ваня Кочетков, бывший участник «Лаутар», он неплохо играл и на ударных. В итоге мы образовали трио, вполне пригодное для сельской местности. Наше первое выступление осталось не до конца понятым березовской молодежью. В автобус, увозивший бойцов стройотряда обратно в Сосновку на ночлег, бросили несколько камней. Однако через пару дней командир сообщил, что нас с нетерпением ждут в следующие выходные и готовы с удовольствием слушать всё, что мы играем, и плясать под наш рок-н-ролл.
Это южнее Кунгура с его знаменитыми пещерами. Примерно в десяти километрах от Сосновки была Берёзовка, районный центр, большое село. Нашего командира (сына доцента кафедры факультетской хирургии) быстро осенила идея, что нам с Полевым можно давать задания выступать перед сельскими трудящимися или другими трудовыми коллективами в акустическом варианте, просто под две гитары. Мы такие задания выполняли с удовольствием: это было куда приятнее, чем бить балдой или рыть лопатой!
Потом командир возил нас в райцентр. Выяснилось, что в районном Дворце культуры имеется комплект инструментов и аппаратуры, но местный ансамбль распался, так что в райцентре уже давно никто не играл. Мы всё это музыкальное имущество проверили. Довольно паршивое, но играть на нем всё-таки было можно. Больше всего радовала неожиданно представившаяся возможность снова поиграть группой, а не под акустические гитары. Командир договорился с берёзовскими властями, что они предоставляют автобус, на котором бойцы стройотряда прибудут в Берёзовку со своими музыкантами и устроят там танцы на открытой летней танцплощадке. Помимо нас с Полевым в стройотряде был Ваня Кочетков, бывший участник «Лаутар», он неплохо играл и на ударных. В итоге мы образовали трио, вполне пригодное для сельской местности. Наше первое выступление осталось не до конца понятым березовской молодежью. В автобус, увозивший бойцов стройотряда обратно в Сосновку на ночлег, бросили несколько камней. Однако через пару дней командир сообщил, что нас с нетерпением ждут в следующие выходные и готовы с удовольствием слушать всё, что мы играем, и плясать под наш рок-н-ролл.
Мы тогда «жгли» от души, для поднятия настроения нам подносили по паре-тройке чарочек во время выступления. Я играл на отечественной полуакустической гитаре, но струны были чуть ли не на сантиметр выше ладов, поэтому пальцы были разбиты чуть ли не в кровь. Тем не менее, играли с задором, очень весело. Подвыпившая берёзовская молодёжь плясала от души. Командир требовал, чтобы наши рок-импровизации были как можно продолжительнее, и в нашем пении был элемент, именуемый ныне скримом. Ну что же, раз надо, значит надо – «скримовали» (хрипло орали). Командир и сам к середине вечера обычно бывал уже изрядно пьян. Потом он как-то выпросил у берёзовцев инструменты и аппаратуру аж на неделю, и все это было привезено в Сосновку. В итоге получилась незабываемая неделя, когда мы играли каждый вечер в сельском клубе, который был в здании бывшей церкви. Все были в восторге. Под высокими каменными сводами была потрясающая акустика.
Конец «Луингов»
В начале следующего учебного года выяснилось, что отношение профсоюзно-комсомольского актива к группе «Луинги» более чем прохладное. Актив решил окончательно покончить с безыдейностью в институтской художественной самодеятельности. Кроме того, очень приличный ансамбль собрали только что поступившие в институт первокурсники-пермяки, в его репертуаре было много бодрых комсомольских песен. Нам больше не предлагали играть на институтских мероприятиях. Более того, нам не предоставили мест в общежитии на следующий учебный год, и мы были вынуждены мыкаться по частным квартирам. Хозяевами, сдающими комнаты, оказывались, как правило, законченные алкоголики. При такой жизни было уже не до творчества. Нас по-прежнему уважали студенты, многие надеялись ещё нас услышать. Но увы, что и кому слушать, что и кому играть в те годы решали совсем другие люди, которые испытывали к нам глубокую неприязнь. А может, зависть?
Профсоюзно-комсомольская верхушка не имела среди студентов вообще никакой популярности, а её активистов скорее презирали и сторонились, может быть, и побаивались. Группа «Луинги» несмотря на свою популярность прекратила своё существование как безыдейная, политически инфантильная, и поэтому глубоко чуждая идеологии развитого социализма. Такое решение принял узкий круг людей. Спасибо хотя бы за то, что у них не было полномочий решать, что нам есть и пить, и во что одеваться и обуваться. Саша Некрасов, Женя Полев и барабанщик Андрей Востриков до самого окончания института нигде больше уже не играли.
Профсоюзно-комсомольская верхушка не имела среди студентов вообще никакой популярности, а её активистов скорее презирали и сторонились, может быть, и побаивались. Группа «Луинги» несмотря на свою популярность прекратила своё существование как безыдейная, политически инфантильная, и поэтому глубоко чуждая идеологии развитого социализма. Такое решение принял узкий круг людей. Спасибо хотя бы за то, что у них не было полномочий решать, что нам есть и пить, и во что одеваться и обуваться. Саша Некрасов, Женя Полев и барабанщик Андрей Востриков до самого окончания института нигде больше уже не играли.
Источник:
Ссылки по теме:
- Слава труду!
- Я не лягу под стилягу или как в СССР боролись с подражателями Западу
- 10 зарубежных фильмов, запрещенных в Индии
- Назад в прошлое: 19 раритетных вещей родом из СССР, которые были почти в каждой квартире
- За что "Южный парк" запретили в Китае?
Новости партнёров
реклама
